Потеряв надежду увидеть на вертеле турий шашлык, мы были избавлены счастливою случайностью от неприятной необходимости пропитывать себя травами и кореньями: встретили каких-то диких рогатых животных, обитающих в ущелье Зеленчуга, о которых абхазы мне часто рассказывали, называя их адомбей. Из рассказов моих товарищей я, впрочем, не мог понять, к какой породе принадлежат эти животные.
С высот, покрытых снегом, мы спустились в тесное ущелье, огражденное с одной стороны ледяными скалами, а с другой высоким каменистым хребтом, отделяющим верховья Зеленчуга от верховья Кяфира, впадающего в первую из этих рек верст за пятьдесят от своего источника. Дно ущелья было покрыто огромными камнями, между которыми росли небольшие кусты. Еще на горе нам был слышен шум водопада. Этот шум увеличивался по мере того, как мы спускались ниже, и когда я, достигнув глубины ущелья, оборотился назад, то увидел одно из самых величественных зрелищ, встречавшихся мне в горах. Снежная кора, толщиною в двадцать саженей и более, покрывавшая покатость горы, кончалась отвесным обрывом, и из-под нее вырывался огромный ток воды, падавший с высоты пятидесяти саженей, дробился внизу о скалы, преграждавшие ему дорогу, разливался на множество отдельных потоков, прыгал через камни, раскиданные по теснине, и потом уже сливался в одну быструю струю, изливавшуюся змеею по широкому ущелью. Это был источник большого Зеленчуга, или Энджик-су.
Впереди нас чернел едва проходимый сосновый лес, преграждавший ущелье во всю ширину поваленными ветрами и упавшими от ветхости вековыми деревьями необыкновенной величины. Несколько часов мы шли без дороги, перелезая через глубокую и быструю речку. Около леса мы должны были поворотить вправо и обходить его по высоте, на которой снег едва только стаял. Здесь мои товарищи набрали множество тюльпанов темно-фиолетового цвета, на коротеньких стебельках, которые весьма годны в пищу. Вкусом этот мясистый цветок похож на стручок сахарного гороха, и я его ел с жадностью, потому что с утра голодал. Лес тянулся на три с лишком версты; обойдя его, мы увидели, что ущелье сделалось приметно шире и утратило свой первоначальный дикий вид. Справа и слева оно ограждалось высотами, покрытыми травою, и только по берегам Зеленчуга виднелись купы небольших деревьев. Мы спустились с горы и начали переправляться через речку вброд, купаясь в воде по пояс. Достигнув середины реки, мы услышали в лесу ружейный выстрел и остановились, прислушиваясь к последовавшему за ним гулу. Что выстрел принадлежал Хатхуа, встретившему зверя, легко было понять; но какого ему Бог послал зверя?.. Через несколько мгновений шум в лесу увеличился, деревья затрещали, и из опушки выскочили огромной величины мохнатый бык и несколько коров с телятами.
«Адомбей!» — вскричали абхазы в один голос: наши ружья вылетели из чехлов, выстрелы блеснули, и впереди бежавший бык, сделав прыжок, помчался в сторону; за ним понеслось все стадо, прыгая через камни и ломая кусты и мелкие деревья, попадавшиеся на пути. Мы побежали за ним, кровь на кустах и на траве доказывала, что бык ранен, но у него еще доставало силы от нас уйти. Долго мы бежали по кровавому следу и наконец остановились, не чувствуя себя в силах продолжать путь: так мы были утомлены переходом через горы и преследованием раненого адомбея. Повесив голову, мои товарищи начали располагаться на берегу реки под тенью раскидистой березы: разложили бурки, вырубили несколько суковатых кольев, которые каждый воткнул у своего изголовья, чтоб повесить на них оружие, и развели огонь для приготовления скудного ужина, последнего, на который мы могли рассчитывать в течение четырех или пяти дней. Хатхуа еще не приходил, Соломон спорил с товарищами о том, съесть ли за ужином весь запас или сберечь его часть на завтрашний день. Пустые желудки моих абхазцев противились этому распоряжению, и они уверяли, что, не поев досыта, лишатся сил идти на другой день вперед. Все, кроме Соломона, считали за лучшее съесть сегодня все, что оставалось в запасе, а завтрашний день предоставить воле Аллаха, который их, верно, не оставит без пищи. Соломон спорил, кричал, а дело не решалось; я между тем сидел спокойно на земле и слушал их спор, не принимая в нем участия, чтоб не уронить себя в глазах товарищей, которыми до этой минуты распоряжался, не встречая ни малейшего сопротивления. В настоящую же минуту чувство уважения, которое они ко мне питали, встретило бы сильного противника в их собственных желудках, и я не считал благоразумным возбудить в моих товарищах внутренней борьбы, могущей кончиться к моей невыгоде. Я молча смотрел на баранину, которую жарил Измаил, и на просо, кипевшее в котле; того и другого было так мало, что и в этот вечер мы не могли досыта поесть.
В это время пришел Хатхуа и объявил, что хотя адомбей и ушел, но что есть надежда завтра поутру опять увидеть этих животных, быть может, даже убить одного из них, потому что он отыскал след, по которому они ходят на водопой. Абхазцы вскрикнули от радости и опрометью бросились делить баранину по числу товарищей. «Бог нас не оставляет, — говорили они. — Он дозволил Хатхуа открыть след адомбеев, завтра мы их не упустим, теперь припасов беречь нечего, сегодня поделим все, что у нас ни есть, а завтра Бог накормит…» Такие доказательства словом и делом не допускали возражений, даже Соломон перестал спорить и только ворчал что-то про себя, глотая свою часть.
Поужинав, мы на ночь оделись и положили подле себя оружие, как водится на Кавказе в местах незнакомых или опасных, и заснули крепким сном. Поочередно один из товарищей не спал и обходил место, на котором мы лежали, шаря по кустам и по берегу реки. Это также кавказская предосторожность, весьма употребительная во время стоянки в лесах и горах: случается, что у людей, беззаботно уснувших, поутру недостает какой-либо вещи, оружия, а иногда и самой жизни.
Ночь была холодная; перед рассветом начал накрапывать дождик и разбудил нас. Немедленно мы пошли к тому месту, где на берегу реки кончался след адомбеев, и спрятались на противоположной стороне за каменьями. Едва начало рассветать, мы увидели стадо адомбеев, спускавшееся с горы к воде. Впереди шел огромный бык, тот самый, по которому мы стреляли накануне; раны, полученные им в живот, некоторые навылет, не помешали ему прожить всю ночь: столь велика жизненная сила у этих животных. Бодрости в нем уже не было, он шел, повеся голову и изредка ею покачивая, взрывая ногами землю; видно было, что его мучила боль. Когда он приблизился к воде и наклонил голову, чтоб напиться, мы приложились и все разом выстрелили по нему. Ни одна пуля не пролетела мимо, И он упал, получив семь ран в голову; коровы и телята, которых было до шести штук, обратились в бегство. Мы о них и не заботились, довольные убитым быком; мяса его было для нас достаточно на десять дней и более. Когда мы подбежали к нашей добыче, издыхавшей в предсмертных судорогах, то я увидел, что этот адомбей был настоящий зубр (Bosurus) [74] .
Видом он похож на настоящего быка, голова большая, глаза маленькие и глубоко вдавлены, рога короткие и толстые, передняя часть тела, т. е. голова, грудь и плечи покрыты мохнатою шерстью, под нижнею челюстью довольно длинная борода; на задней части тела шерсть короткая и лоснящаяся, ноги низкие и жилистые, хвост не очень длинный, цвет шерсти темно-коричневый. Росту убитый зубр был очень большого: длина его с головою простиралась до 10 футов, высота несколько более двух аршин. Сняв с него шкуру и растянув ее, мы сделали навес, под которым и поместились все семь человек.
Абхазцы мои не стали мешкать, разрезали его тушу, вынули внутренности, развели огонь и мигом изжарили печенку; это был наш завтрак, который мы проглотили без хлеба и без соли. Не нуждаясь в продовольствии, нам не для чего было спешить с путешествием, и мы распределились следующим образом. Микан Соломон, Муты, Кобзеч и я расположились лагерем близ убитого зубра; Омар, Хатхуа и Измаил отправились обратно через хребет, для того чтобы испытать возможность перенести лошадей через горы. Мне, да и товарищам моим, очень не хотелось пятеро суток тащиться пешком до Бешалбеевского аула Мамак Кирея Сидова, куда нам надлежало идти.